Наиболее полная версия историко-географического очерка об уникальном уголке природы - Бейсугском лимане и его живописных, населенных замечательными людьми, берегах, простирающихся на юго-восток от знаменитой и любимой многими Ясенской косы.
Сокращенные варианты очерка печатались ранее в журнале "Родная Кубань" под редактурой В.И. Лихоносова и в районных газетах Приморско-Ахтарского и Тимашевского районов Краснодарского края..

начало

В объятьях седого Бейсуга

Олег Ефименко

1.
В самом центре плавной дуги восточного побережья Азовского
моря, на границе трех стихий: моря, степи и обширных прикубанских плавней
расположился небольшой уютный городок Приморско-Ахтарск. В прежние годы он был известен многим как рыбная столица Кубани.

И этой славе в полной мере способствовала уникальная природа
Приморско-Ахтарского района, половина территории которого - камышовые заводи,
теплые лиманы и бесчисленные гирла и протоки. Они с трех сторон окружают ровный как стол обширный пласт тучных черноземов нависающих отвесным обрывом на западе над взволнованными водами Ясенского залива самого рыбного в мире Азовского моря. В стародавние времена, когда не было еще дорог и мостов, с осени по весну этот, окруженный живой водой, уголок изобильной степи превращался в настоящий остров, на котором могли в относительной безопасности зимовать и древние жители здешних плавней - искусные рыболовы-меоты, и воинственные, но все же женственные кочевницы-амазонки, обитавшие, как помнится из истории, именно в окрестностях нашего Приазовья.

О том, что в здешних местах издревле бурлила жизнь разных
народов, красноречиво напоминает великое множество курганов - от огромных
скифских захоронений до небольших возвышений, насыпанных ногайцами для лучшего обзора плоских окрестностей.

А на южной окраине Приморско-Ахтарска находится большое,
увенчанное высоченным курганом, древнее городище Ахтар-Бахтар, от названия
коего и получил свое имя город. Время от времени местные жители находят в своих
дворах и огородах древнегреческие амфоры, оставшиеся с тех времен, когда
предприимчивые соплеменники Одиссея заходили в Ахтарскую бухту за отменными
осетровыми балыками, огромными засоленными судаками, истекающими жиром рыбцами, шемаей и несчитанными ворохами вяленой тарани. Раскопки археологов показали, что меоты тысячи лет назад умели прекрасно не только ловить, но и заготавливать впрок и на продажу ценную азовскую рыбу, которой и тогда, и вплоть до наших дней здесь было великое множество.

Если древнее греческое название Азовского моря – Меотида
означает – топкое, болотистое место, то плавни, простирающиеся на полторы сотни
километров от южной окраины Приморско-Ахтарска до обширной речной дельты Кубани и далее вплоть до Темрюка, можно смело назвать Меотидой меотид. Здесь
мать-природа постаралась создать настоящий рай для рыб и бесчисленного
множества водоплавающих пернатых. Столица этого камышового царства в
Приморско-Ахтарском районе - хутор Садки расположился на песчаной косе среди
буйных тростниковых дебрей. Многие садковчане могут, что называется,
причаливать на лодках к домашнему порогу. Каждый, кто побывал в этих местах, не
забудет захватывающие впечатления от путешествия по камышовым туннелям в
лабиринте водных протоков, связывающих в единое целое множество лиманов и
плесов. Восторг и удивление вызывает встреча с плантацией индийских лотосов,
пылающей алым пурпуром огромных роскошных цветов.

Об этом, впрочем, немало уже написано. Я же хочу рассказать
о другом уникальном природном уголке нашего Приазовья.

С северо-востока Приморско-Ахтарский район омывает
замечательный Бейсугский лиман. Огромным влажным языком он на три десятка
километров вдается в сушу, так что его можно легко заметить и безошибочно
узнать на любой карте мира. А при большем приближении к красотам и богатствам
Бейсугского лимана невольно начинаешь говорить о нем только в превосходных
степенях. Именно здесь роддомом и детский сад для половины всей тарани
Азовского моря.

Последние тридцать лет природные красоты лимана дополняют
внушительно возвышающиеся над водой эстакада и платформы газовых промыслов. И в тоже время Ясенская коса, пятнадцатикилометровым песчаным барьером отделяющая лиман от моря, сегодня, одно из самых экологически чистых мест азовского побережья. На прогретый щедрым солнцем, вросший жемчужно белой полосой в синеву моря, неба и лимана, обширный пляж Ясенской косы каждое лето устремляются тысячи моторизованных и пеших отдыхающих. А проводящийся здесь в августе, слет бардов известен далеко за пределами нашего края. Люди с поэтической душой вновь и вновь стремятся пережить незабываемые ясенские ночи у костра.

Естественно местные журналисты, к коим отношусь и я, не
устают воспевать уникальные красоты своего района. Правда, в последние годы в
этом восторженном гимне все больше тревожных нот.

Увы, сегодня, некогда самая рыбопродуктивная в мире
экосистема Азовского моря переживает тяжелые времена. Человек своей
деятельностью нарушил тонкое природное равновесие. И результат не замедлил
сказаться. Запасы рыбного богатства моря и прилегающих лиманов сократились
многократно. И что самое тревожное, никто пока не объяснил всеобъемлюще, в чем
же первопричина недуга моря. Высказываются самые разные предположения, но рыбы от этого больше не становится.

- Ты вот все пишешь о косах и лиманах, а не хочешь пройтись
на лодке под парусом по Бейсугскому лиману, разведать все досконально на месте? – решительно предложил мне старый знакомый - известный в Приморско-Ахтарске яхтсмен, любитель дальних морских походов Юрий Бирюков.

Он, бронзоволицый и обветренный, только что вернулся из одиночного
путешествия на своей парусной лодке по ожерелью лиманов в окрестностях хутора
Садки и хотел теперь выйти на обширные бейсугские просторы. А в дальний путь,
как лишний раз убедился, лучше и веселее отправляться с проверенным напарником.

Разговор шел на запруженной людьми набережной
Приморско-Ахтарска, звенящей бодрыми праздничными аккордами Дня города. В
атмосфере летнего вечера, наполненного общей радостью и воодушевлением, было
просто неприлично сомневаться и отказываться от заманчивого трехдневного
путешествия под парусом по теплому лиману, у которого прошла моя юность. Сразу
же вспомнились его живописные обрывистые берега и наполненные разнообразной
рыбой сладко-соленые воды. Проснулся и профессиональный интерес написать об
этом замечательном лимане репортаж, что называется, с поверхности воды. Азарта
добавил подключившийся к разговору Юрий Гондарь, еще один закоренелый ахтарский любитель паруса. Он заверил, что в Бейсугский лиман можно быстро и легко попасть через бугаз - проливчик возле хутора Морозовского. И не нужно будет обходить длинную Ясенскую косу. А еще увлеченный собеседник напомнил, что в лиман вместе с полноводным Бейсугом впадает еще одна большая степная река Челбас, в устье которой мало кто из наших бывал.

Неизвестность всегда манит.
Исходя из имеющихся данных, у нас сразу же созрел план
бейсугской "кругосветки". На теплом берегу предстоящее путешествие
казалось легким и приятным. Вспыхнувшие в черном бархате неба гроздья
праздничного салюта окончательно развеяли все сомнения.

На следующий день… после бурного веселья… все выглядело не
таким уж безоблачным. Стокилометровый маршрут планировалось пройти за три дня, и за такой промежуток времени погода могла поменяться самым непредсказуемым образом. А мы отправлялись в поход не на мореходной яхте, а на оборудованной парусом пластиковой лодке "Пелла". Такие обычно используются для катания под веслами на прудах и затонах. Для сего беспалубного судна длиной 4,1 метра и шириной метр сорок уже метровая волна может показаться океанской. Но успокаивало то, что лодка была оборудована двумя непотопляемыми отсеками в носу и корме, и шли мы не в океан, а в лиман. Для исследования его мелководий лучше "Пеллы" подойдет, пожалуй, только охотничий подъездок да рыбацкий каюк. На них в море, конечно,
не выйдешь. А на своей лодке Юрий Бирюков уже прошел не одну сотню морских
миль. Его опыт для меня был самой большой гарантией того, что все будет
благополучно при любой погоде.

Но, все же, свои походные вещи и документы я упаковал в
рюкзаке в непромокаемый пластиковый мешок, и, как оказалось, не напрасно.


Как водится, погода сразу же преподнесла нам неприятный
сюрприз. В день отхода, 3 августа, с утра задул противный, северный ветер. Но
Бирюкова это нисколько не смутило. Оборудованная высоким и стройным, как крыло чайки, бермудским парусом его лодка может идти до тридцати градусов к
встречному ветру. И даже при этом еще быстрее разгоняться, ведь, чем быстрее
движешься под острым углом к ветру, тем сильнее он дует тебе в парус. Такой
ветер яхтсмены называют "вымпельным", но существенно разгоняет
парусник он лишь при идеальных условиях - отсутствии встречной волны и течения.
И некоторое время, отойдя от причала яхт-клуба, мы дефилировали вдоль бетонного парапета городской набережной именно по такому безмятежному морю. Легкий ветерок поддувал, то с севера, то с северо-востока, а то и на запад отдавался, и, умело лавируя, Бирюков уверенно вел лодку к маяку, белой свечкой
возвышающемуся уже добрую сотню лет над красно-коричневом обрывом в четырех
километрах севернее Приморско-Ахтарска.

Моей задачей было вовремя опускать и поднимать на мелях и
препятствиях метровый выдвижной киль - шверт. По сути, он под округлым днищем,
как плавник у рыбы, стабилизирует движение парусной лодки. А на прибрежных
мелководьях Ясенского залива, шверт зачастую работал еще и тормозом, раз за
разом цепляясь под водой за песчаные наметы и… браконьерские сети. Одним
словом, скучать мне не приходилось.

Так неспешно мы добрались до мутной толчеи волн у маяка.
Морская вода здесь из зеленовато-прозрачной превратилась в коричневую. И
причина этого была видна как на ладони. Волны с шумом неустанно вгрызались в
отвесный глинистый обрыв. В утренней дымке перед нами открывалась причудливая
галерея гротов и округлых выступов, вымываемых водой в податливом берегу. Вид
был завораживающе красивым и в то же время печальным, ибо все это зодчество
воды неизбежно заканчивается обвалом берега. Было отчетливо видно: если натиск моря продолжится с такой же силой, то уже скоро вновь придется спасать маяк. Штормовые волны моря и лед уже растащили вокруг него значительную часть
защитной каменной насыпи.

Вспомнив об исследовательском характере начатой экспедиции,
мы подошли поближе к одному из обвалов. Многотонная масса некогда прочно
стоявшей глины лежала грязной кучей под обрывом, ожидая, когда ее окончательно растворят волны, сделав воду моря еще более мутной. Чуть поодаль длинная трещина уже отколола очередную порцию глиняного пирога, готового в любой момент рухнуть в ненасытные волны. Совершенно беспомощно выглядели нависшие над краем высокого обрыва деревья лесополосы. Подмытые снизу мощные корневища, плетями болтались в воздухе. Вороны, черной тучей обсевшие полузасохшее дерево, дополнили апокалиптический пейзаж.

Но долго предаваться философской печали нам было некогда, на
горизонте уже открывался утес, на самом краю которого живописно разместился
хутор Морозовский, а за ним показалась и едва различимая, тающая вдали полоска
Ясенской косы.

По рассказам стариков, Морозовский, основанный в свое время,
как рыбацкий поселок, изначально был в доброй сотне метров от берега моря.
Бейсугский лиман тогда соединялся с морем двумя естественными проливами –
бугазами, как говорили в старину, и с северной, и с южной стороны Ясенской
косы. Поселенцы с ахтарской стороны сразу же по достоинству оценили все
преимущества жизни на берегу пролива. Отсюда можно было выйти и в море, и в
лиман, здесь же была и переправа дороги, кратчайшим путем шедшей через Ясенскую косу на Ейск. В начале прошлого века на косе даже проложили железнодорожное полотно. Смело мыслившие на перспективу промышленники решили соединить воедино железной дорогой Ейский, Ахтарский и Темрюкский порты, создав таким образом единый мощный транспортный узел. За работу взялись энергично, но не учли своенравный и строгий характер Азовского моря. Сильнейший ураган накрыл невысокую косу многометровыми волнами, смывшими все постройки. По воспоминаниям очевидцев сила воды была такова, что уложенное железнодорожное полотно после урагана оказалось закрученным в спираль. Тела погибших рабочих вывозили возами.

После страшного урока строительство железной дороги было остановлено. Прорабатывался путь в обход Бейсугского лимана. Но вскоре грянула
Первая Мировая война, затем лихолетье Гражданской… Было уже не до дорог.
Ахтарский торговый порт, на рейд которого за зерном приходили суда со всего
света, и вовсе закрыли. В стране началась новая жизнь, великий передел всего и
вся. В том числе и природы… Появившиеся новые индустриализаторы, вообще не
желали ждать милости от нее. Железную дорогу на косе, правда, восстанавливать
не стали. Но, когда возникла необходимость организовать промышленную заготовку
песка-ракушки на косе для производства кирпича и отжига извести, мелководный
морозовский бугаз ничтоже сумняшеся перегородили насыпью. Для машин и
бульдозеров это дело оказалось плевым. И не думали бодрые и веселые
преобразователи мира, к чему приведет бездумное самоуправство в природном
организме.

Из-за резкой перемены прибрежных течений море стало ускорено
размывать обширный песчаный пляж, прикрывавший здешний морской берег, а затем и за беззащитный глинистый утес принялось, вгрызаясь в него на несколько метров в год, пока не подошло вплотную к крайним домам хутора Морозовского. За полвека многокилометровая полоса шириной в сотню метров ценнейшего кубанского чернозема навсегда канула в море. Сегодня в пересчете на сотни и тысячи лет вперед, просто невозможно вообразить какие колоссальные убытки из-за потери этих земель мы и наши пращуры понесли. Сам Морозовский и его окрестности спасло от смывания в море только возведение, буквально в последний момент, мощного бетонного панциря берегоукрепления. Проходя мимо него мы лишний раз убедились насколько монументальные потребовались затраты человеческих сил и средств, для того чтобы остановить последствие бездумных решений.

Впрочем, нет худа без добра. С моря ребристая поверхность
двухкилометрового бетонного берегоукрепления выглядит впечатляюще-красиво.
Спускаясь к воде, подобно лестничным маршам, большими ступенями морозовский
парапет похож на огромную зрительскую трибуну, с которой каждый желающий
совершенно бесплатно может бесконечно долго наблюдать за изменчивым морем цвета рыбьей чешуи. «Поторопитесь! – хотелось воскликнуть, - здесь каждый вечер
солнце дает представление под названием – морской закат. Есть старая морская
примета, кто увидит зеленый луч, который солнце бросает в последний миг сквозь
волны, будет счастлив всю жизнь…»

Тем временем, преодолев частокол сетей морозовских
рыболовов, мы, наконец, подошли к мосту, связывающему Ясенскую косу с
материковым берегом. Его, опирающаяся на мощные опоры, изготовленные из газовых труб, такая же ржаво металлическая арка должна была стать для нас воротами в неизведанный доселе бугаз, за которыми ждал приятный круиз по благодатному теплому лиману.

Но… первым делом мы уперлись в мель. Море, как будто не хочет мириться с тем, что люди, перекрыв однажды по своей прихоти старый естественный бугаз, затем, одумавшись через десятилетия, прорыли его подобие в другом, более удаленном от материкового берега месте. Постоянно подмывая опоры моста, волны моря в тоже время забивают рукотворный канал ракушками и илом.

Но нам никакие мели не страшны. Вынув полностью шверт, уложив мачту, уверенно входим на веслах в довольно просторный пролив. Но… вскоре он сузился с двух десятков метров до размеров журчащего через песчаные наметы ручейка… Впрочем, бодрое течение со стороны моря вселяло уверенность, что бугаз, как нам и говорили, все-таки проходим. Протаскиваем лодку через мель и действительно попадаем в довольно широкий канал с аккуратно, под линейку,
заросшими высоким камышом берегами. Дует устойчиво попутный западный ветерок, и мы радостно ставим мачту, поднимаем парус, предвкушая, как лихо прокатимся прямо в Бейсугский лиман.

- Тормози!
- Не пройдем!..
Разогнавшись по каналу, мы едва не налетаем на первое
препятствие. Впереди, всего в считанных метрах от верхушек камышей, нависают
толстые, почерневшие от времени, провода высоковольтной линии, идущей к газовым промыслам на Ясенской косе. За три десятка лет они очень сильно провисли. Страшно подумать, что произошло бы, коснись мы их…

Делать нечего, вновь опускаем мачту, невольно пригибаясь,
проходим опасный участок и снова пытаемся ловить ветер.

Но вскоре канал из удобной широкой дороги превратился в
узкий проселок. Парус едва умещается в камышовом туннеле. А затем: "Опа,
приехали!?" - в один голос восклицаем мы озадаченно, увидев впереди
зеленый тупик...

Но луч надежды все же не оставил нас! Подойдя ближе, мы
обнаружили, что из тупика в разные стороны ведут два узеньких прохода. Задачу с
двумя неизвестными решаем по-житейски просто: протискиваемся дальше по той щели в камышах, которая пошире, и, слегка подворачивая влево, не сильно отклоняется от общего направления бугаза. И действительно, вскоре водная тропка среди камышей расширилась. Парус тут, конечно, поставить было невозможно, но вполне удобно было двигаться, отталкиваясь с обоих бортов веслами о довольно глубокое дно. На нем под изрядным слоем ила чувствовался плотный песок. Несомненно, это был рукотворный канал!

…Однако, мы уже второй час пробивались по бугазу, а лиманом,
как говорится, и не пахло...

В какой-то момент водная тропа сузилась так, что мы шли,
казалось, по сплошным зарослям высоченного камыша. Впереди, сзади, по бортам - всюду взгляд упирался в непроницаемую зелень тростниковых джунглей. Лишь вверху виднелась голубая полоска неба. Шершавые остроконечные листья со всех сторон нещадно кололи и царапали тела, истекающие потом в застойной тяжкой духоте. Стоило на минуту остановиться, чтобы перевести дух, как тут же налетали кровопийцы-комары. "А вдруг мы сбились с тропы, и теперь толкаем лодку по камышовой целине неизвестно куда и где?! Тут нас только вертолетом можно будет найти и вытащить..." – мелькнула шальная мысль. Но я тут же прогнал прочь минутную растерянность. Раскаленное полуденное солнце подсказывало: несмотря ни на что, мы движемся в нужном восточном направлении. А значит: "Вперед! Только вперед!" - командовали мы себе и, преодолев очередной завал камыша, пробивались на воду. "Что это? Снова раздвоение тропы? Ну нет, теперь мы влево не пойдем. Только вправо. Здесь, где-то рядом должен быть выход в лиман или, во всяком случае, остатки русла старого бугаза. Сколько можно мучиться? Уже два часа вокруг сплошные камыши. А ну еще усилие... Еще!"

И: "О чудо! Вот он просвет!" - густые камыши вдруг раздвинулись, и заросшая водная тропа, как по мановению волшебной палочки вновь превратилась в просторный рукотворный бугаз, вернее его устье, за которым виднелись такие желанные бескрайние просторы седого от пенных волн Бейсугского лимана.

Радости нашей не было предела. В нахлынувшем воодушевлении я
предложил назвать нас если не первопроходцами, то, по крайней мере,
"последнепроходцами" бугаза, так как не верилось, что кто-то еще
захочет пробиваться сквозь его сплошные заросли. Но вскоре мы заметили, что
наши ступни не первыми и не последними коснулись этих берегов. На преградившей нам путь огромной мели красовались оборудованные еще с весны охотничьи "засидки".

А наши ноги тем временем по колено увязли в иле.

И тут мы поняли, что самое трудное еще впереди. Лодка на
пятисантиметровом слое воды просто села днищем на липкую грязь. Да, мы были уже в лимане, но ни плыть, ни даже нормально толкать или тащить лодку по топкой
мели не было возможности. Полукилометровый марш-бросок, когда мы постоянно
проваливаясь по колено, а то и по бедро, путаясь в густых зарослях водорослей-куширей, буквально на руках выносили лодку на водный простор, я не забуду никогда. Отвыкшая от больших физических нагрузок душа корреспондента под
нещадно палящим солнцем готова была расстаться с телом. Сидевшие невдалеке
бакланы в блестящих черных костюмах могильщиков с любопытством наблюдали, как барахтаются в грязи два непонятных им человека. А чайки-мартыны при нашем
приближении принимались просто издевательски хохотать над непрошенными гостями. И лишь молчаливо и высокомерно над округой возвышались огромные металлические изваяния платформ газовых промыслов, доказывая, на что способны целеустремленные человеческие усилия.

Преодолели и мы все трудности. Господь, как известно, не
дает человеку испытание больше, чем он может вынести. Выйдя, наконец, на
достаточную глубину, мы отмылись и, подняв парус, вкусили все прелести
путешествия при попутном ветре.

Мы плыли в теплом "кофе с молоком", приправленном густой пеной…

Сразу же подумалось, в такой насыщенной всеми возможными
питательными веществами бейсугской воде сам Бог велел рыбе плодиться в
неисчислимых количествах, лишь бы никто не мешал. Как бы подтверждая эту мысль, из-под носа лодки сквозанул в сторону темный силуэт большой рыбины. Справа сахарно белой каймой под изумрудной зеленью змеилась коса Лопатина. Сзади таял в дымке бугаз. А в тридцати километрах впереди нас ждала станица Бриньковская - столица удивительного бейсугского царства.

2.
Бывалые ахтарские рыбаки и моряки называют Бейсугский лиман
коротко и уважительно - "Бейсуг!". И в этом самом слове уже заложена
глубинная правда, ведь "Бейсуг" означает - "Великая вода".
И, действительно, Бейсугский лиман среди своих собратьев - приазовских лиманов
велик во всем. Под его обширным зеркалом воды, таятся поистине несметные богатства. Пустившись в путь на парусной лодке по мелководьям и глубинам Бейсугского лимана, мы открыли для себя, что это не только замечательная кладовая природы, но и уникальный живой организм с щедрым и в то же время со строгим, своенравным характером. В чем мы сполна убедились на своем опыте.

Но сначала был настоящий рай. "Мы плыли в теплом кофе с молоком, приправленном густой пеной" - такими возвышенно-поэтическими
словами я попытался в конце предыдущей главы повествования передать окружившую нас обстановку. И сравнение бейсугской воды с густым пенным напитком не было таким уж большим преувеличением. Под порывами свежавшего на глазах северо-западного ветра мутно-желтая вода лимана пенилась на волнах, как кипящее молоко.

Наша лодка под упругим парусом буквально взлетала на гребнях
невысоких волн, с веселым шипением гнавшихся за нами от быстро удалявшейся за
кормой Ясенской косы. Шалея от неожиданной встречи с бесшумно приближающимся парусником, зазевавшиеся рыбы раз за разом стремглав бросались в сторону из-под форштевня. От всего этого буйства жизни душу охватывало радостное веселье.

И все это так контрастировало с тем, что ранее рассказывал
мне Юрий: о походе по садковским лиманам, где в летнюю жару огромные площади
заилившихся Бойкиевского и Рясного лиманов превратились в мертвую зону для рыб. В стоячей теплой воде очень мало кислорода, остатки которого к тому же забирают для своего дыхания буйно разросшиеся водоросли. Разлагающиеся их остатки окончательно отравляют воду. Если так пойдет и дальше, со временем многие садковские лиманы просто превратятся в гниющее болото.

Бейсугскому рыбьему царству пока такая участь не грозит. В это хотелось верить всем сердцем, ведь казалось, все вокруг громко пело о его благополучии. Мы ходко пересекали обширную мель возле урочища Лопатино, испокон веков одного из самых рыбных мест Бейсугского лимана. Здесь было меньше метра глубины, как в том же Рясном лимане, но, в отличие от погибающего лимана, окрестные теплые воды были наполнены жизненной энергией.

Выйдя на глубину, мы в полной мере смогли полюбоваться
открывшейся нам во всем великолепии длинной, желто-красной дугой высокого
обрывистого берега, плавно уходящего на юго-восток за горизонт. Над отвесной
стеной цвета свежеобоженного кирпича густой зеленой опушкой высились
раскидистые деревья лесопосадки. Созерцание красот природы вновь навеяло
философские размышления о превратностях судьбы. Ведь, кого я ни спрашивал,
никто не мог объяснить, откуда взялось название Лопатино. А наверняка был
когда-то человек по фамилии Лопатин, может - первопоселенец, может -
рыбопромышленник. Но минули века... и от него осталось только название… что,
впрочем, тоже немало. От более сотни хуторов, исчезнувших в двадцатом веке в
Приморско-Ахтарском районе в годы коллективизации и последующей централизации села, вовсе и названий не осталось в памяти людей.

А вот село Лиманное, некогда цветущее садами и палисадниками
на берегу Бейсугского лимана, ликвидировали, другого слова не подберешь, уже в
наше перестроечное время. Хорошо помню, как несколько лет назад на сессии
районного Совета прежний глава местной сельской администрации доложил, что в
Лиманном умер последний житель, а посему населенный пункт надо закрыть. Грустно вздохнув, депутаты утвердили предложение - и не стало еще одного хуторка на карте страны. А ведь здесь, как говорится, сам Бог велел селиться людям.

Со стороны лимана нам было хорошо видно, как проплывающий за
бортом высоченный обрыв неожиданно полого снизился у бывшего Лиманного,
создавая просторный удобный спуск к вдающемуся полукруглыми наметами в лиман
песчаному мыску с заводями и зарослями камыша. На возвышении по-прежнему стоит крепкий дом, у которого, как и следовало ожидать, нашлись новые хозяева. Чуть поодаль - большая колхозная свиноферма. В "умершем" Лиманном
по-прежнему не замирает жизнь. А в дальнейшем надо ожидать немало желающих
поселиться в этом благодатном, можно сказать, курортном местечке на берегу
лимана. Вот только теперь здешние поселенцы будут приписаны к... находящемуся в паре километров хутору Тамаровского. А ведь какое замечательное название было - Лиманное. Невольно вспомнилась фраза незадачливого подставного царя из популярной кинокомедии: "Кемская волость, Кемская волость, подумаешь, мало
ли их у нас..." Мало, господа и товарищи, мало у нас осталось хуторов и
сел! Стереть с карты легко. А вот, поди, потом снова открой...

Пока мы размышляли на эту тему, впереди по правому борту
отчетливо вырисовался силуэт хутора Тамаровского. Высокий бетонированный
парапет с большим школьным зданием над ним придавал хутору весьма внушительный вид со стороны лимана. За рядом старых добротных построек, поодаль, виднелись новые двухэтажные кирпичные особняки. Слева от бетонной набережной берег плавно перетекал в белоснежный пляж. Его обступила кудрявая сочная зелень, над которой, позади, возвышались огромные деревья старого парка, посаженного еще самим Тамаровским.

Пока проходим мимо хутора, рассказываю Юрию историю, в
которую сам бы не поверил, если бы не видел все это в старой кинохронике. Петр
Степанович Тамаровский - кадровый офицер, в годы становления советской власти,
возглавив коммуну "Красный боец", вопреки всем теориям и социальным
катаклизмам, попытался построить светлое будущее в отдельно взятом хуторе. В
стране не хватало стройматериалов - в "Красном бойце" из ракушки
отжигали известь, из глины делали свой кирпич. Добротные по тем временам здания из него стоят до сих пор. Энергией деятельного председателя заряжались и
колхозники, выращивавшие все, что могла произвести на свет здешняя плодородная земля. Хватало в конце года и с государством сполна рассчитаться, и на трудодни весомые паи раздать. Но больше всего гостей хутора поражал здешний парк с ухоженными аллеями, фонтаном и… большим теннисным кортом. По выходным и праздникам на нем Тамаровский с ракеткой в руках приобщал селян к неведомой тогда для большинства игре.

В память о выдающихся заслугах именем председателя был
назван хутор, которому он отдал столько сил и души. И по сей день хутор имени
Тамаровского в числе самых благоустроенных и красивых в Приморско-Ахтарском
районе, да, пожалуй, и в крае. Вот только после ухода из жизни основателя
коммуны постепенно потерял былую красоту чудо-парк. Не нашлось того, кто бы
продолжил высокую культурную традицию. И это лишний раз доказывает незаменимую роль личности в бурных водоворотах истории.

Предельно обнажаются личные качества человека и на пляшущем
на волнах судне. Здесь, как на минном поле, одно неверное движение, и могут
быть непоправимые последствия. За рассматриванием живописных берегов мы ушли уже на полтора десятка километров от скрывшейся за горизонтом Ясенской косы. На просторе посвежевший попутный ветер поднимал почти метровые волны, которые все активнее стали испытывать нашу лодку на прочность. Мы шли то в кипящем на уроне бортов пенном гребне, то проваливались между валами, раз за разом стремящимися перехлестнуть через невысокую корму нашей "Пеллы".

Идти под бермудским парусом полным курсом за ветром -
безмятежное удовольствие только при тихой погоде и отсутствии волны. Когда же
накатывающиеся сзади гребни кидают корму, как мячик, то вправо, то влево от
рулевого требуется предельная внимательность. Все дело в том, что нижняя кромка
треугольного бермудского паруса крепится к горизонтальному прочному древку,
называемому гиком. С одной стороны гик на шарнире присоединен к мачте, за
другой его конец привязывается веревка - шкот. Натягивая или отпуская шкот,
можно регулировать направление и наполняемость ветром паруса. Конструкция
простая и предельно надежная. Единственный недостаток - надо все время следить
за гиком, который увесистой дубиной проносится у вас над головой. Каждого
начинающего яхтсмена эта штуковина обязательно не раз гикнет по макушке, так
что название самой подвижной части парусника, в буквальном смысле,
впечатывается в мозги на всю жизнь. А в свежую погоду встреча головы с гиком
может повлечь весьма тяжкие последствия.

Передаю руль Бирюкову. У меня давно уже не было практики
хождения под парусом, а Юрий, сделав своими руками свою лодку, чувствует ее,
что называется, каждой стрункой души и управляет виртуозно.

Ветер тем временем все набирал силу, и следующий час нас
ожидало весьма веселое катание по бурунам вдоль все такого же высокого
отвесного берега лимана. Лишь в одном месте между хутором Тамаровского и
станицей Бриньковской он полого понизился. Здесь за небольшой песчаной
перемычкой, рядом с лиманом, в продолговатой балке, образовалось живописное
рукотворное озеро. Вспоминаю, что когда-то, в годы моей юности, здесь прямо из
воды мощным буруном бил искусственный артезианский источник. По берегу росли
раскидистые ивы. Вид был просто райский.

А вот еще одно примечательное место на берегу лимана, слава
о котором в свое время долетела и до матушки Москвы. Подход к станице
Бриньковской сторожит высокий мыс, окруженный большой песчаной отмелью. В
семидесятые годы здесь московский завод построил замечательный пионерский
лагерь "Бейсужок". Для нас, бриньковских пацанов, было в диковину
поначалу рассматривать гулявших организованными группами по станице
сметанообразных московских детей. Потом привыкли. Многие из нас сами с
удовольствием отдыхали в "Бейсужке", где все было организовано не
хуже, чем в черноморских здравницах. Мне же запомнились футбольные битвы нашей дворовой сборной с лагерными чемпионами. Мы лихой ватагой на велосипедах и латанных-перелатанных мопедах по дороге над высоченным обрывом приезжали в благоустроенный по московским стандартам мир. Ухоженная аллея вела к большой лестнице, спускающейся к обширному ракушечному пляжу, на котором умещались и различные навесы, и даже футбольное поле. Команда "Бейсужка" была в красивой спортивной форме. У нас же единообразие было в одном - голые по пояс и босиком. Капитан москвичей, помнится, занимался в крутой футбольной школе. И каждый раз, проигрывая, москвичи не могли никак понять, откуда в босоногих загорелых до черноты станичных хлопцах такая живость и ловкость. А просто мы с весны до осени жили вольной жизнью "на подножном корме", в прямом смысле, черпали силы из земли и воздуха. А «химии» в природе тогда еще было мало.

Теперь, проходя мимо "Бейсужка", до боли в глазах всматриваюсь в берег: где же то футбольное поле? От былого огромного пляжа совсем немного осталось... А домик сторожки у ворот лагеря уже навис над обрывом, а когда-то он был в десятке метров от берега…

Еще более тревожная картина открылась на окраине станицы
Бриньковской. Над отвесным обрывом накренились хозяйственные постройки
подворий, готовые в любой момент рухнуть в воду. Пенными бурунами лиман с диким упорством вгрызался в станичный берег.

окончание в следующем окне